Датаизм – религия информационного общества

Датаизм – религия информационного общества

 

Понятие датаизма. История термина

Датаизм — это новая религия, идеология, основанная на поклонении всемирному потоку данных (Big Data). Ее описал израильский историк Юваль Ной Харари в книге «Homo Deus: Краткая история завтрашнего дня», которая вышла в 2017 году и стала мировым бестселлером.

Датаизм (от английского data — данные) еще мало известен как понятие, но, как любая религия, имеет свое объяснение мира: жизнь строится на биохимических алгоритмах, которые подчинены математическим законам,  а человечество в целом — это система обработки данных, где каждый человек – ее микропроцессор.   Божественной сущностью в датаизме выступает Интернет Всех Вещей (название автора).

 

Датаисты верят, что в будущем при очень большом количестве данных, достаточной скорости их обработки и огромнейшей мощности вычисления ИИ (Искусственный Интеллект) сможет осознать и понять людей гораздо лучше, чем они понимают сами себя, и власть от человека перейдёт к вычислительным алгоритмам, а его жизнью будет управлять Big Data – удобно и практично.

 

Ведь люди больше не в состоянии справляться с огромными потоками данных, поэтому не могут превращать данные в информацию и уж тем более в знания или мудрость. Поэтому обработка данных должна быть доверена электронным алгоритмам, намного более мощным, чем человеческий мозг. То есть датаисты скептически относятся к человеческим знаниям и мудрости и предпочитают полагаться на Big Data и компьютерные алгоритмы.

 

Мировоззренческая функция датаизма

Во всем мире религия дает ответы на животрепещущие вопросы о смысле существования, причине человеческих страданий и сущности смерти. Эти ответы дают людям ощущение цели. Вместо того чтобы чувствовать себя беспомощными существами, влачащими бессмысленное существование под ударами судьбы, верующие убеждены в том, что их жизни составляют часть единого божественного замысла.

 

Согласно традиционным религиям, мы отвечаем перед Богом за каждое наше действие и Бог откликается на наши мысли и чувства. В датаизме каждое наше слово и действие – это часть информационного потока, а алгоритмы постоянно наблюдают за нами и реагируют на все, что мы делаем и чувствуем.

У датаистов есть и свой ответ на вопрос, в чем состоит превосходство человека над другими животными. Он очень прост: человеческие переживания сами по себе не выше переживаний волков и слонов. Один бит информации так же хорош, как и любой другой. Но люди умеют описывать свои переживания и делиться ими в сети, тем самым обогащая глобальную систему обработки данных. Это придает цену их битам. Слоны и волки этого не умеют. Поэтому все их переживания – какими бы глубокими и сложными они ни были – ничего не стоят. Неудивительно, что люди так одержимы конвертированием своих переживаний в данные. Это не вопрос моды. Это вопрос выживания. Человек вынужден доказывать себе и системе, что все еще что-то значит. И значимость его не в способности переживать и сопереживать, а в умении превращать свои переживания в свободно текущую информацию.

 

Если гуманизм стоит на том, что переживания – это внутренний процесс, а смысл всего происходящего мы должны искать внутри себя, тем самым наполняя смыслом Вселенную, то, согласно датаизму, всем переживаниям грош цена, если они ни с кем не разделены, и что мы не должны – а на самом деле и не можем – найти смысл внутри себя. Мы должны лишь фиксировать наши переживания и отправлять их в великий информационный поток. А алгоритмы найдут в них смысл и скажут нам, что делать.

Правда, Юваль Ной Харари высказывает предположение, что лишенный возможности думать и принимать решение «человек может исчезнуть, как до него исчезали другие животные, не выдержавшие естественного отбора».

Компенсаторная и регулятивная функции

Харрари предупреждает: смена мировоззрения на датацентричное не будет чисто философской революцией. Она будет революцией практической. Любая по-настоящему значимая революция носит практический характер. Идеи меняют мир только тогда, когда они меняют наше поведение. А оно уже поменялось. Алгоритмы Google и Facebook прекрасно осведомлены не только о нашем самочувствии, но и о мириадах других относящихся к нам вещей, о которых мы вряд ли подозреваем.

 

Поэтому мы в будущем перестанем полагаться на себя и начнем полагаться на эти внешние алгоритмы. Не надо думать, на ком жениться, какую профессию выбрать, ввязываться ли в войну. Также бесполезно бродить по музеям, изливать душу в личном дневнике или вести сердечные беседы с другом. Великие алгоритмы Интернета Всех Вещей укажут, на ком жениться, какую профессию выбрать и ввязываться ли в войну.  Для этого надо просто быть в сети: секвенировать свою ДНК, носить на теле биометрические устройства, измеряющих давление и частоту пульса двадцать четыре часа в сутки, которые подсоединены к смартфону. Еще надо купить мобильную камеру и микрофон – фиксировать каждый свой шаг, жить online. И это не далекое будущее: в Китае уже есть эксперименты типа «социального рейтинга» и школы, где дети увешаны мониторящими их приборами.

Google и Facebook читают все наши имейлы, мониторили все наши чаты и сообщения и ведут учет всех наших лайков и кликов, подсовывая нам рекламу на интересующие нас темы.

 

Не нужно будет устраивать демократические выборы, ведь  алгоритмы знают не только, как проголосует каждый избиратель, но и по каким неврологическим причинам один голосует за демократов, а другой за республиканцев.

Короче, если гуманизм повелевал: «Слушайся своих чувств!», – датаизм повелевает: «Слушайся алгоритмов! Они знают, что ты чувствуешь».

 

Но откуда берутся эти великие алгоритмы? Это тайна датаизма. По примеру христианства, согласно которому нам не дано постичь Бога и Его замысел, датаизм объявляет, что человеческий мозг не способен осмыслить новые алгоритмы высшего порядка. В наши дни алгоритмы, конечно, в основном пишут программисты. Но действительно важные алгоритмы – такие, как поисковый алгоритм Google, – разрабатываются огромными коллективами. Каждый из разработчиков имеет представление лишь о своем фрагменте пазла, и никто по-настоящему не понимает алгоритм в целом. Более того, с возникновением машинного обучения и искусственных нейронных сетей увеличивается число алгоритмов, которые развиваются самостоятельно, самосовершенствуются и извлекают уроки из собственных ошибок. Они анализируют огромные объемы данных, с которыми не справиться ни одному человеку, и учатся распознавать образы и выбирать стратегии, непостижимые для человеческого ума. Исходный алгоритм может быть придуман людьми, но далее, развиваясь, он идет своей дорогой.

 

Первый мученик датаизма и «Партизанский манифест об открытом доступе»

Датаизм не ограничивается пустыми пророчествами. Как у всякой религии, у него есть практические заповеди, заветы, предписания. Первое и главное: датаист обязан максимизировать поток данных, подключаясь ко все возрастающему числу медиа и потребляя все возрастающий объем информации. Далее: датаизм, как всякая успешная религия, занимается миссионерством. Его второе предписание – подсоединять к системе всех и вся, в том числе еретиков, не желающих подключаться. Причем «всех и вся» означает не только людей. Это означает вообще ВСЁ – и наши тела, и машины на улице, и холодильники на кухне, и кур в курятниках, и деревья в лесу. Абсолютно всё должно быть подключено к Интернету Всех Вещей. Холодильник будет вести учет яиц в контейнере и сообщать курятнику о необходимости очередной поставки. Машины будут переговариваться друг с другом, а деревья в лесу передавать отчеты о погоде и об уровне углекислого газа. Ни одну часть Вселенной нельзя оставить вне связи с великой паутиной жизни. И не будет греха страшнее, чем блокировать поток данных. Что такое смерть, если не состояние, в котором информация не передается? Поэтому датаизм превозносит свободу информации как величайшее из всех благ.

Людям редко удается придумать для себя совершенно новую ценность. В последний раз это случилось в XVIII веке, когда гуманистическая революция стала проповедовать волнующие идеалы свободы, равенства, братства. С 1789 года, несмотря на множество войн, революций и потрясений, люди не сумели придумать ни одной новой ценности. Все последующие споры и битвы велись во имя либо гуманистических, либо еще более давних ценностей вроде послушания Богу или служения нации. Датаизм – первое с 1789 года движение, породившее действительно новую ценность – свободу информации.

 

Ее не следует путать со старой либеральной ценностью – свободой слова. Свобода слова была дана людям и защищала их право думать и говорить что им хочется, а также право держать язык за зубами, а мысли при себе. Свобода информации, напротив, дается не людям. Она дается самой информации. Более того, эта новоявленная ценность вполне может столкнуться с традиционной человеческой свободой слова, поставив право информации беспрепятственно циркулировать выше права людей владеть данными и ограничивать их распространение.

 

 

Чтобы убедить скептиков, датаистские миссионеры неустанно твердят о громадных преимуществах свободы информации. Так же как капиталисты верят в то, что основой всего хорошего является экономический рост, так датаисты убеждены, что основой всего хорошего, включая и экономический рост, является свобода информации. Почему США развивались быстрее, чем СССР? Потому что в США свободнее циркулировала информация. Почему американцы здоровее, богаче и счастливее, чем иранцы и нигерийцы? Благодаря свободе информации. Словом, хочешь улучшить мир – дай полную свободу данным.

 

Google способен выявлять новые эпидемии быстрее, чем структуры традиционного здравоохранения. Но при одном условии: если мы откроем ему доступ в наше информационное пространство.

Свободный поток информации может также помочь приостановить загрязнение и расточительное использование земли – путем, например, рационализации транспортной системы. В 2010 году число личных автомобилей в мире перевалило за миллиард и продолжает расти. Эти машины загрязняют планету и тратят колоссальные природные ресурсы, в частности вынуждая расширять дороги и множить парковки. Люди настолько привыкли к удобству личного транспорта, что вряд ли удовлетворятся автобусами и поездами. Однако датаисты утверждают, что на самом деле людям нужна мобильность, а не личное авто и что хорошая система обработки данных предоставит им эту мобильность гораздо дешевле и эффективнее.

 

У меня есть личный автомобиль, но большую часть времени он простаивает на парковке. В обычный день я сажусь в него в 8:04 и полчаса еду до университета, где оставляю его на стоянке на весь день. В 18:11 я снова сажусь в машину, полчаса еду домой, и все. Таким образом, я пользуюсь своей машиной всего один час в день. Тогда зачем держать ее еще двадцать три часа? Почему не создать автопул, управляемый компьютерными алгоритмами? Компьютер будет знать, что мне необходимо выехать из дома в 8:04, и подаст ближайший беспилотный автомобиль к этому времени. После того как беспилотник доставит меня до университетского кампуса, он не будет пылиться на парковке, а сможет выполнять другие задачи. В 18:11, когда я выйду из университетских ворот, меня заберет и отвезет домой другая машина. Таким образом, 50 миллионов общественных беспилотников сумеют заменить один миллиард личных машин, к тому же отпадет нужда в огромном количестве дорог, мостов, туннелей и парковок. Все это также, разумеется, при условии, что я позволю алгоритмам постоянно следить за тем, где я нахожусь и куда намерен отправиться.

 

11 января 2013 года датаизм обрел своего первого мученика. Аарон Шварц, двадцатишестилетний американский хакер, покончил с собой в своей квартире. Шварц был на редкость одаренным – в четырнадцать лет он уже участвовал в разработке протокола RSS. А еще он свято верил в свободу информации. В 2008 году он опубликовал «Партизанский манифест об открытом доступе», в котором страстно ратовал за свободное и безграничное распространение информации.

 

Шварц писал: «Мы должны брать информацию везде, где бы она ни хранилась, делать копии и делиться ими с миром. Мы должны брать не защищенные авторским правом материалы и добавлять их в архив. Мы должны покупать секретные базы данных и размещать их в интернете. Мы должны скачивать научные журналы и выкладывать их в файлообменники. Мы должны вести борьбу за Партизанский открытый доступ».

 

У Аарона Шварца слово не разошлось с делом. Его возмутило то, что цифровая библиотека JSTOR взимает плату с читателей. JSTOR хранит миллионы научных работ и статей и верит в свободу слова ученых и редакторов журналов, которая подразумевает свободу взимать гонорар за чтение своих трудов. По мнению JSTOR, если я хочу запросить плату за собственные идеи, то вправе это сделать. Шварц считал иначе. Он верил, что информация хочет быть свободной, что идеи не принадлежат их авторам и что неправильно держать данные под замком и допускать к ним за плату.

,0     Через компьютерную сеть Массачусетского технологического института он получил доступ в JSTOR и скачал сотни тысяч научных работ, которые собирался слить в интернет, чтобы их свободно читал каждый.

Шварца арестовали и судили. Поняв, что ему грозит тюремное заключение, он повесился. Интернет-активисты отреагировали петициями и атаками на правительственные и академические институты, преследовавшие Шварца и посягающие на свободу информации. JSTOR извинилась за свою роль в трагедии и открыла бесплатный доступ ко многим, хотя и не всем, своим ресурсам.

 

Датаизм, история и политэкономия

С точки зрения датаистов, весь род человеческий можно интерпретировать как систему обработки данных, где каждый человек – ее микропроцессор. Если так, то историю можно воспринимать как процесс повышения эффективности этой системы четырьмя основными способами:

 

1. Увеличение числа процессоров. Город со стотысячным населением обладает большей вычислительной мощностью, чем деревня с тысячью жителями.
2. Увеличение разнообразия процессоров. Разные процессоры могут применять разные методы подсчета и анализа данных. Использование нескольких видов процессоров в одной системе может повысить ее динамичность и креативность. В разговоре крестьянина, священника и врача могут родиться новые идеи, которые никогда не возникнут при общении трех охотников-собирателей.
3. Увеличение числа связей между процессорами. Нет смысла наращивать количество и разнообразие процессоров, если они будут слабо связаны между собой. В десяти городах, объединенных торговой сетью, наверняка появится намного больше экономических, технологических и социальных новшеств, чем в десяти изолированных городах.
4. Увеличение свободы движения по существующим каналам связи. Соединение процессоров бесполезно без наличия свободного обмена данными между ними. От наличия дорог между десятью городами вряд ли будет толк, если тиран-параноик запретит купцам и путешественникам ездить, куда они захотят.

 

Эти четыре способа часто входят в противоречие. Чем многочисленнее и разнообразнее процессоры, тем труднее установить между ними свободную связь. Поэтому формирование человеческой системы обработки данных прошло четыре основные стадии, каждая из которых характеризовалась опорой на свой способ.

Первая стадия началась с когнитивной революции, позволившей соединить массы представителей вида Homo Sapiens в единую сеть обработки данных. Это дало Человеку Разумному решающее преимущество перед всеми другими видами людей и животных.

Вторая стадия началась с аграрной революции и продолжалась до изобретения письменности и денег около пяти тысяч лет назад. Третья стадия продолжалась до начала научной революции.

четвертой, последней стадии истории, которая началась около 1492 года. Исследователи, завоеватели и купцы были теми, кто протянул первые тонкие нити вокруг земного шара.

Когда различные человеческие группы слились в одной глобальной деревне, каждая принесла с собой свое уникальное мышление, инструменты и обычаи. Наши современные кладовые наполнены зерном с Ближнего Востока, картофелем из Анд, сахаром из Новой Гвинеи и кофе из Эфиопии. Также и наши язык, религия, музыка и политика изобилуют «фамильными ценностями» со всей планеты.

Датаизм крепко-накрепко укоренен в породивших его дисциплинах: информатике и биологии. Причем более важной из двух является биология. Организмы являются алгоритмами: то есть жирафы, помидоры и люди – это способы обработки данных, просто разные. Такова современная научная догма и сейчас она меняет наш мир до неузнаваемости.

 

В соответствии с этим взглядом, рыночный капитализм и государственный коммунизм – это не конкурирующие идеологии, этические убеждения или политические институты, а конкурирующие системы обработки данных. Капитализм пользуется распределенной обработкой, в то время как коммунизм делает ставку на централизованную. Капитализм обрабатывает данные, связывая всех производителей и потребителей напрямую и позволяя им свободно обмениваться информацией и принимать независимые решения.

Было подсчитано, что пятнадцати минут биржевых торгов достаточно, чтобы оценить влияние заголовка передовицы Te New York Timesна котировки большинства акций.

 

Соображения, связанные с обработкой данных, объясняют и причину, по которой капиталисты ратуют за низкие налоги. Высокие налоги означают, что солидная часть всего доступного капитала сосредоточивается в одном месте – в сундуках государства – и, следовательно, возрастает число решений, принимаемых одним-единственным процессором, а именно государством. Это создает излишне централизованную систему обработки данных. Но когда почти все решения принимает один процессор, его ошибки могут привести к катастрофе.

 

Такой крайний случай, когда все данные обрабатываются и все решения принимаются одним центральным процессором, называется коммунизм. Капитализм выиграл холодную войну потому, что распределенная обработка данных работает лучше, чем централизованная, по крайней мере в периоды ускорения технологических изменений.

Политологи тоже все чаще говорят о политических структурах как о системах обработки данных. Аналогично капитализму и коммунизму, демократии и диктатуры являются по существу конкурирующими механизмами сбора и анализа информации. Диктаторские режимы используют централизованные методы, а демократии предпочитают распределенные. В последние десятилетия демократии вырвались вперед, так как в уникальных условиях конца XX века распределенная обработка данных оказалась эффективнее.

 

Нынешние демократические структуры не умеют собирать и обрабатывать значимые данные достаточно быстро, а масса избирателей не ориентируется в биологии и кибернетике достаточно хорошо для того, чтобы сформировать более или менее адекватное мнение. Поэтому традиционная демократическая политика теряет контроль над происходящим и бессильна представить нам осмысленное видение будущего.

Рядовые избиратели начинают чувствовать, что демократические механизмы больше не наделяют их полномочиями. Мир вокруг меняется, а они не понимают как и почему. Власть уплывает от них, но им неясно куда. Британским избирателям кажется, что власть ушла в Евросоюз, поэтому они голосуют за Брекзит. Американские избиратели полагают, что всю власть захватил истеблишмент, поэтому поддерживают несистемных кандидатов типа Берни Сандерса и Дональда Трампа. Печальной правдой является то, что никто не знает, куда подевалась власть. И ее не вернет рядовым избирателям ни выход Британии из Евросоюза, ни неординарное президентство Дональда Трампа.

 

Критика датаизма как религии

Датаизм считается религией будущего, но его зародыши уже сегодня вызывают все больше беспокойства в обществе. Хотя бы потому, что интернет заменил одну из функций религии – компенсаторную, то есть стержень, который служит опорой вечно страждущему и сомневающемуся человеку. Особенно это заметно в молодежной среде, в неокрепших душах. Вместо любви им достаточно сотни лайков, вместо священника их исповедь выслушают форумчане, а наставит на путь истинный коучер в вебинаре.  Ценность человека стала определяться его активностью в интернете: «не запостил, значит, не было». Подключенность к сети становится источником смысла, а отсутствие интернета — катастрофой. Люди растворяются в информационном потоке, потому что начинают ощущать себя  частью чего-то неизмеримо большего, чем они сами. Двадцать лет назад японские туристы, не выпускавшие из рук фотокамер и щелкавшие все, что попадало на глаза, были всеобщим посмешищем. Теперь так делают все.

Если разобраться, Харари ничего нового не открыл, ведь сегодня все ученые  смотрят на организмы как на биохимические алгоритмы. Пятая симфония Бетховена, пузырь на фондовом рынке и вирус гриппа – три разновидности потока данных. Их можно проанализировать при помощи одних и тех же базовых понятий и инструментов. Идея, конечно, исключительно привлекательная, но не новая.

Идея о том, что и человек – это совокупность алгоритмов, и его вполне можно заменить путем создания искусственного интеллекта, озвучена Н. Винером еще в 1940-х гг. Из недавних книг стоит обратить внимание на работы Р. Курцвейла [1] и Н. Бострома [2]. Аналогично с идеей, согласно которой свободы воли не существует [3; 4]. Отечественная наука может похвастаться анализом военной «девальвации» граждан, которая может быть одной из причин упадка демократических институтов Запада после войны [5]. Харари объединил то, что либо бытовало  в узких академических кругах, либо ограничивалось одним небольшим предметом обсуждения. Его заслуга — помещение трансгуманистических баек в общий исторический контекст эволюции человека от примитивных существ до «величайшего» Homo Deus.

Харари рассматривает крах гуманизма исключительно как крах именно либерального гуманизма. Тот же социалистический гуманизм Харари отбрасывает уж слишком быстро. Во-первых, социализм якобы проиграл, потому что проиграла плановая экономика, — то есть он отождествляет социализм и плановую экономику («крайний случай, когда все данные обрабатываются и все решения принимаются одним центральным процессором, называется коммунизм». С другой стороны, он считает, что социализм основывается на коллективизме («для социалистов носителем человеческого является коллектив, а не отдельная личность». Короче говоря, для Харари идеальным воплощением социализма является ранний Советский Союз. И если тот плох и уродлив, тогда плох и уродлив социалистический гуманизм. Харари, похоже, просто не в курсе, что современный социалистический гуманизм – это скорее борьба за освобождение личности от вынужденного труда, за свободный досуг и беспрепятственную самоорганизацию свободных творцов без ограничений вроде нужды в повседневных материальных благах или, например, действия авторского права, сковывающее распространение знания [6; 7; 8].

Харрари почему-то игнорирует тот факт, что симфонии нейросети осваивают именно по человеческим произведениям. Именно поэтому программы Д. Коупа генерируют музыку в стиле Вивальди, Бетховена и т.п. [9].

Но важнее другое: музыка, сочиняемая компьютером, не выражает человеческие эмоции. К тому же это имеет смысл только с точки зрения потребностей человека: не факт, что разумный компьютер сам по себе стал бы сочинять музыку или она бы имела для него то же значение, что и для человека. Поэтому сравнивать человеческие и компьютерные способности в сочинении музыки – дело бессмысленное.

Люди сегодня и так уже практически киборги (если рассматривать смартфоны или автомобили как продолжение тела), но это не изменило нашего отношения к тем же поэмам Гомера. Пока человек является смертным существом, способным испытывать эмоции, в его идентичности принципиально ничего не изменится. Но ничего бессмертного не существует (и за миллионы лет вероятность гибели от несчастного случая или накопления «критических ошибок» даже самого «неуязвимого» существа будет, по всей видимости, стремится к максимальной), а без любви и ненависти жизненный мир человека моментально стал бы безликим и до безумия скучным. Поэтому человечеству нужно лишь разумно подходить к выбору целей своей «модернизации» (соотнося их с целями сообщества!) Наиболее разумно допустить только такие изменения в организме человека, которые он сам бы мог бы в любое время отменить. Тогда предпочтение стоит отдать именно технологическим усовершенствованиям (когда я могу в любой момент снять «шлем величия» и насладиться обыкновенным человеческим счастьем), а не, скажем, генной инженерией человека, которая имеет необратимые последствия  [10].

 

Что же касается отсутствия свободы воли или единого непротиворечивого «Я», то это, действительно, серьезный удар по либеральному гуманизму, которому свойственно поклоняться отдельному индивидууму, следующему «за своей мечтой» и «слушающему свое сердце». Но с персоналистской точки зрения личность – это неповторимая часть социального целого. Настоящее «Я» прячется не в сердце и не в таинственных глубинах души, а выстраивается в процессе творческой деятельности, милосердия, соучастия, вовлечения. Личность – это не то, что я сам о себе думаю, но то, что обо мне думают, это мой след в истории общества в целом, локального сообщества или семьи [11].

 

Приводимые Харари свидетельства роста популярности датаизма мало убеждают в обреченности гуманизма. В 2016-2017 гг. социологи Московского гуманитарного университета опросили 733 человека в возрасте до 30 лет. Только 44,9 % молодых людей поддержали идею улучшения тела имплантами и 45 % — достижение неограниченного долголетия. Еще менее популярными оказались идеи искусственного размножения (33,3%) и распределения личности человека в нескольких телах – биологическом и технологическом (распределенная индивидуальность) (24,6 %) [12].

 

По поводу того, что в будущем самосовершенствующиеся алгоритмы захватят пространство и отправят человека на свалку истории. По сути, это логика мазохиста. А видный противник трансгуманистических идей В.А. Кутырев сказал бы, что так мыслить может только зомби: «Это представители когнитивно-информационного знания, обитающие все больше в виртуальной реальности. Их мышление полу- или полностью формализовано, оцифровано, они обходятся без обращения к смыслу вообще… Через них мыслит “Иное”. Это Homo digitalis эпохи трансмодерна, которая, в отличие от времени Постмодерна, не “после”, не изживает, а переступает через человека» [13].

 

Допустим, мир — это поток данных. Как это утверждение соотносится с какими бы то ни было моральными ценностями? Главная цель личности – не потреблять и не получать максимум удовольствия, но преобразовать мир, в творчестве уподобиться Богу.

Личность живет с осознанием смысла и своего предназначения. Она устремлена в вечность, она непредставима без надежды. Но эта вечность имеет для личности смысл, если есть диалог поколений, если будущее человеческой цивилизации будет всегда обращаться к прошлому, а прошлое – устремляться в будущее.

 

Еще одна проблема – всё больше решений будет приниматься за нас алгоритмами, чью логику мы обычно плохо понимаем. Сегодня навигатор определяет маршрут. Известны совершенно реальные комичные случаи, когда люди в реку заезжали, слепо доверяя навигатору. Завтра ИИ будет за нас вести машину и решать, в случае возникновения плохой ситуации на дороге, сбивать ли выскочившего перед машиной ребёнка или свернуть на встречку под грузовик.

Человек, создавая роботов, так и не смог научить искусственный интеллект отделять плохое от хорошего.  Роботизация доходит до абсурда: в Германии впервые робот заменил священнослужителя в церкви. Робот приветствует пользователя и предлагает выбрать голос и тип благословения. После этого он воздевает руки к небесам и произносит: «Бог да благословит и защитит тебя». Затем звучит изречение из Библии, которое при желании можно распечатать.
Началось все с невинного допущения использовать мобильные телефоны и приложения социальных сетей в храмах – для облегчения поиска информации, например, той же электронной Библии. Последствия получились более глобальными – люди чувствуют все меньше потребности заходить в храм, когда все можно найти на экране компьютера или телефона. «Люди стремятся получить более личный религиозный опыт», — утверждает Хайди Кэмпбелл из Техасского университета A&M (США), которая изучает взаимодействие религии и цифровой культуры.
Уже стали реальностью такие «церкви», как Пастафарианская (Летающего Макаронного Монстра), Церковь Диего Марадоны, церкви бекона и креативности, религия нации Яхве и многие другие. Причин возникновения таких экзотизмов две: протест против традиционных религий и их претензий на вмешательство в повседневную жизнь государств, усталость от существующих религиозных форм, а также формализация маргинальных и запрещенных идеологий (например, расизм).

Таким образом, напрашивается вопрос: можно ли назвать датаизм новой религией будущего или это так называемый функциональный эквивалент, как, например, общество анонимных алкоголиков, психотерапия, трансцендентальная медитация или политическая партия. Некоторые функциональные эквиваленты с трудом можно отличить от собственно религии. К примеру, у коммунизма есть свои пророки (Маркс и Ленин), свои священные писания (труды Маркса, Энгельса и Ленина, “Манифест Коммунистической партии”), свои верховные священнослужители (главы Коммунистической партии), святыни (тело Ленина, выставленное в Мавзолее на Красной площади), ритуалы (ежегодный парад на Красной площади) и даже свои мученики (например, Лазо, Пархоменко). В годы воинствующего атеизма были попытки заменить обряды крещения и обрезания новыми социальными ритуалами посвящения младенца государству. Коммунистическая партия разработала также свои ритуалы бракосочетания и похорон.

Еще одна важная цивилизационная причина переосмысления религии в будущем связана с прогрессом медицинских технологий – жизнь не только становится длиннее и качественнее, ученые всерьез задумываются о технологиях бессмертия, что, несомненно, подрывает устои традиционных религий, как и смена пола.

«В будущем же может оказаться возможным все, в том числе и киборгизация, и загрузка сознания, и переселение в виртуальную реальность, и еще более экзотические варианты», – прогнозирует Игорь Валентинович Артюхов – биофизик, директор по науке компании “КриоРус” и член координационного совета и один из основателей Российского трансгуманистического движения.

Другие эксперты пессимистически оценивают потенциал трансгуманистических воззрений: «Трансгуманизм — это то, что делается от полной безнадежности. Это откровенная попытка сказать, что homo sapiens уже никуда не годен, он уже абсолютно проиграл соревнование с собственными творениями и наша последняя надежда — на homo super, на сверхчеловека» (футуролог Сергей Переслегин). В то же время идея сверхчеловека накладывается на проблему перенаселения планеты в ближайшем будущем и появления класса «лишних» людей (что также связано с роботизацией производства).

Заведующий отделением ЛФК и клинической биомеханики ФГБУ «НМИЦ РК» Минздрава России профессор Михаил Еремушкин сравнивает датаизм со строительством новой Вавилонской башни и указывает на главное отличие Homo Sapience от Homo Deus – милосердие, отличающее человека и христианина.
Что бы ни произошло в будущем, человек будет нуждаться в опоре на духовные и моральные ценности, иначе он деградирует и вымрет. Вымрет не от того, что его заменит искусственный интеллект, а от бездуховности.

Для нас, ныне живущих, имеет смысл только то, что мы можем сказать и сделать для людей, а не для абсурдных сверхэффективных машин, способных поглощать не понятно во имя чего энергию.

Ведь датаисты не объясняют, что будет с населением отдельно взятого города, если ВДРУГ пронесется ураган и не будет электроэнергии, питающей вышки мобильной связи, серверы и кластеры. Нет света – нет интернета. В результате – массовый суицид?

_______________________________________________________________________

1. Курцвейл Р.Эволюция разума. М.: Издательство «Э», 2016.
2. Бостром Н.Искусственный интеллект. Этапы. Угрозы. Стратегии. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2016.
3. Gazzaniga M. S. Who’s in Charge?: Free Will and the Science of the Brain. New York: Ecco, 2012.
4. Wegner D. M. The Illusion of Conscious Will (The MIT Press). Cambridge, Massachusetts: A Bradford Book, 2003.

5.Фишман Л.Г. Происхождение демократии («Бог» из военной машины). Екатеринбург: РИО УрО РАН, 2011.

6. Бриньолфсон Дж., Макафи Э.Вторая эра машин. М.: Neoclassic, АСТ, 2017.
7. Бузгалин А. В.Креативная экономика: частная интеллектуальная собственность или собственность каждого на все? // Социологические исследования. 2017. № 7. С. 43-53.
8. Горц А.Нематериальное. Знание, стоимость и капитал. М.: ГУ-ВШЭ, 2010.
9. Кондрашов П.Н.Философия Карла Маркса: Экзистенциально-антропологические аспекты. М.: URSS, 2019.
10. David Cope Emmy Vivaldi / YouTube. — https://www.youtube.com/watch?v=2kuY3BrmTfQ
11. Давыдов Д.А.Есть ли смысл в транс/постгуманизме? // Философия хозяйства. 2018. № 3. С. 173-189.
12. Давыдов Д.А. Обреченный гуманизм? Размышляя над книгами Ю.Н. Харари «Sapiens» и «Homo Deus».
13. Луков В. А.Российская молодежь о биотехнологических проектах «улучшения» человека // Социологические исследования. 2018. № 4. С. 73-81.
14. Кутырев В.А.Они идут… встречайте! (об антропологической инволюции техногенной цивилизации) // Философия хозяйства. 2018. №1. С. 218-226.