Три поросёнка и Волк. Как всё было на самом деле

Аннотация: Поучительная история о победе ума и трудолюбия над легкомыслием и безрассудством. А еще о великодушии, умении прощать и других семейных ценностях. Новая версия сказки напоминает детям о чисто русской черте — самопожертвовании и о том, что мама есть у всех, даже у циничного и коварного Волка.

Начиная с первых изданий и до сегодняшнего дня читатель видит на иллюстрациях трех домашних розовых поросят. Но как они оказались в лесу совсем одни? Мне кажется, все художники идут на поводу у традиции, заложенной в первом издании. А на самом деле эта сказка о диких поросятах с мохнатыми, полосатыми спинками.

Альтернативная версия классического сюжета восходит к кельтскому фольклору. Считается, что моральные принципы, утверждаемые в этой сказке, стали неотъемлемой частью западной культуры и менялись вместе с ней. Неслучайно в современной версии появляется новый персонаж — правильная и отчаянная овечка, прототипом которой послужила Грета Тунберг.

 

Со сказкой самый длинный день покажется нескучным.

Я расскажу тебе, дружок, один несчастный случай.

 

Он не у нас произошёл — в туманном Альбионе,

Где каждый, все до одного помешаны на доме.

 

Дом — это крепость, говорит надменный англичанин,

Который чай пьёт с молоком, а молоко — без чая.

 

Не страшен в доме ни мороз, ни серый волк, ни вьюга.

Особенно в густом лесу, где все едят друг друга.

 

И в этой сказке жизнь и смерть переплетутся плотно,

Но зло с коварством здесь себя не чувствуют вольготно.

 

Пока есть дружба и любовь, в семье благополучно.

Пусть разные, как день и ночь, но так же неразлучны.

 

 

 

Давным-давно, лет семь назад, а, может быть, и восемь

В обычном сказочном лесу среди дубов и сосен

 

Три поросёнка родились у мамы кабанихи:

Один — крикун, другой — шалун, ну а последний тихий.

 

Ниф-Ниф всегда был впереди, хвастун и задавака,

Нуф-Нуф — задира и драчун и никогда не плакал.

 

Наф-Наф — тот вечно отставал: то в небо заглядится,

То как трудяги муравьи плетутся вереницей.

 

«А ну-ка стройся! Раз, два, три», — их мама проверяла. —

Гуськом идите, впереди дремучая дубрава.

 

Там бродит страшный серый Волк с огромными зубами,

И он, злодей, всегда не прочь полакомиться вами.

 

Да-да, он любит поросят, меня-то он боится,

Я в ход пущу свои клыки и острые копытца».

 

«А почему, — спросил Наф-Наф, как самый любопытный, —

Он любит нас, а не зерно или личинок сытных?»

 

Вздохнула мама: «Так волкам назначено природой,

Запомни: хищники они, а вовсе не уроды.

 

Таков закон: один бежит, а кто-то догоняет.

Не спрятался, не убежал — догонят и поймают.

 

А если нет, когда умрёшь, тебя съедят личинки.

Мы с вами тоже неспроста спускаемся в ложбинку:

 

Чтоб пообедать! Я как раз нам червячков нарыла.

Кто сосчитает, сколько здесь: по три червя на рыло?»

 

Ниф-Ниф спросил: «Зачем в лесу таблица умножения,

К чему учиться, если жизнь — то прятки, то сражения?

 

Маскироваться хорошо уметь — вот это важно!»

«Я лично Волка не боюсь, — вскричал Нуф-Нуф отважный, —

 

Ты маскируйся под камыш, не зря спина в полоску,

Лежи тихонько. Мама, жаль, ты выбросила соску».

 

Ниф-Ниф ему: «Я старше всех! В последнюю неделю

Полоски только у меня заметно побурели!»

 

«Не ссорьтесь, — мама говорит, — ещё начнёте драться!

Где ж червяки?» Наф-Наф в ответ: «Их было там двенадцать».

 

И облизнулся. «Ха-ха-ха, вот умница, учитесь, —

Смеётся мама. — Вы ему в подмётки не годитесь!»

 

Ниф-Ниф, Наф-Наф возмущены: «Всё слопал тихой сапой!

Ты нас не любишь, вот уйдём и будем жить мы с папой».

 

Сопят, надулись и молчат, того не зная сами,

Что через несколько часов останутся без мамы.

 

Насторожилась вдруг она. «Я слышу запах дыма,

Охотники идут сюда и две собаки с ними.

 

Держитесь вместе, если что, — сказала кабаниха. —

Я за собой их уведу, а вы сидите тихо».

 

Поцеловала всех троих, захрюкала и мощно

Рванула через лес, хрустя валежником нарочно.

 

Они лежали в камышах, зарывшись пятачками,

И к ночи поняли, что всё, не возвратится мама.

 

Сначала плакали они: как мы без мамы будем?

Здесь рыщет страшный серый Волк, и ходят злые люди.

 

Кто нам нароет червячков, кто сказку нам расскажет?

Мы рады жёлуди считать, решать примеры даже.

 

Поищем папу своего – решили поросята.

А что поесть? Вот корешки, вот вкусные опята.

 

Подруга белка диких груш им с ветки натрусила.

«Нос пятачком, а хвост крючком! Когда мы вместе — сила!», —

 

Кричат, толкаясь и визжа, кто схватит грушу первым…

Наелись, будто не в себя, конечно же, от нервов.

 

Когда же папу, наконец, нашли и всё сказали,

Он хмыкнул: «Да, я ваш отец, но вместе жить — едва ли.

 

Не собираюсь вас кормить, сдувать с ушей пылинки,

Вы не молочные уже, здоровые подсвинки.

 

Здесь каждый за себя в лесу, удачи вам, ребята».

И ускакал. Совсем одни остались поросята.

 

Ниф-Ниф поник: «Боюсь, он прав, нам разбежаться надо».

Нуф-Нуф в ответ: «Согласен я, ну что мы ходим стадом?

 

Мы кабаны, у нас клыки побольше, чем у Волка!»

«Пока не выросли они, от них нам мало толка.

 

Мне лично страшно всё равно, — сказал Наф-Наф печально. —

Я не кабан, а ты иди, раз ты такой отчаянный».

 

«Ну и пойду, — вскипел Нуф-Нуф, — в лесу всем хватит места.

И эти сказки про волков мне надоели с детства!

 

Да есть ли этот Волк вообще? Его мы не встречали.

Жить надо, как велел отец, и не было печали!»

 

Наф-Наф обиделся: «Раз так, до новых встреч, малята!

А встретимся, вас буду звать Акуна и Матата».

 

«Шутник Наф-Нафыч!» — те вдвоем от смеха закатились

И стали петь и танцевать, короче веселились.

 

В три голоса они мотив известный исполняли,

И все, кто слышали его, охотно подпевали.

 

Песня поросят на мелодию из мультфильма «Король Лев»

Ви-ди-ди-ди, ди-ди-ди-ди-ди, ви-ам-ам-ам-авэй, нас съедят.

Ви-ди-ди-ди, ди-ди-ди-ди-ди, ви-ам-ам-ам-авэй, нас съедят.

 

А вимове, а-вимове а-вимове а-вимове,

 

Где-то в тёмном лесу претёмном волк спокойно спит,

Где-то в тёмном лесу дремучем волк сейчас храпит,

 

А вимове, а-вимове а-вимове а-вимове,

 

Молчи, родной, молчи, не бойся — волк сегодня спит.

Молчи, родной, и успокойся — волк сегодня спит.

 

А вимове, а-вимове а-вимове а-вимове.

 

А Волк уже был тут как тут — издалека услышал

Лихую песню и подполз, но из кустов не вышел.

 

Заслушался и рот открыл, и уши-то развесил,

И не на шутку обалдел от поросячьей спеси.

 

«Какие дерзкие! Таких я никогда не видел!

Таких бесстрашных и таких бессовестных ехидин!

 

С тремя не справиться — решил — приду, наверно, ночью.

Тихонько к спящим подкрадусь и съем поодиночке.

 

А лучше завтра. Или нет, на эти выходные.

Я хорошенько рассмотрел: они совсем худые.

 

Уж лучше месяц потерпеть, чем лопать что попало!»

И мысленно нарисовал с мясной прослойкой сало.

 

Он даже призакрыл глаза, но тут три поросёнка

Танцуя, чуть не сбили с ног мечтающего Волка:

 

А вимове, а-вимове, а-вимове, аааааааааааа

 

И врассыпную. Волк и сам немного испугался,

Крутя башкой туда-сюда, на месте он топтался.

 

«Вот это да! Они меня, как флюгер, раскружили!

Пока живите!» И они всё лето не тужили.

 

Но с каждым днём ложиться спать всё раньше стало солнце,

И утром сковывало льдом любимое болотце…

 

Наф-Наф решил построить дом и обратился к братьям:

«Пора подумать о зиме, стал ночью замерзать я.

 

Пока нас не застал мороз, давайте-ка все вместе

Добротный, прочный строить дом в надёжном, тихом месте».

 

Ниф-Ниф сказал: «Я только за!», а сам подумал: «Жалко,

Что это предложил не я, а этот нудный знайка».

 

Нуф-Нуф воскликнул: «На земле не будет лучше здания!»

Наф-Наф их радостно обнял и сразу дал задание:

 

«Ищите камни у реки, большие и не только,

А я подумаю пока, где будет наша стройка».

 

Проходит час, и два, и три, уж начал день смеркаться,

Но ни наутро, ни в четверг не возвратились братцы.

 

Нет, их не слопал серый Волк, они не утонули —

Сбежали, грубо говоря, слиняли, сачканули.

 

Ниф-Ниф сначала, как всегда, пустился в рассуждения:

«Он командир! А почему? Я старше по рождению!

 

Отправил камни нас таскать, а сам он будет думать!»

Нуф-Нуф туда же: «Зуб даю, он будет что-то хрумать!

 

Ему и нужен дом затем, чтоб складывать запасы.

Мы будем у него рабы, он будет свинопасом.

 

Ты помнишь, мама чаще всех Наф-Нафыча хвалила?

Он типа умный. А пойдём ему начистим рыло!»

 

Они пошли, но по пути в орешник заглянули,

Потом понежились в грязи и сытые уснули.

 

А завтра стало вновь тепло, летела паутина,

Они забыли обо всем — лежали, грели спины.

 

Наф-Наф повсюду их искал, переживал сначала,

А после белка ему всё как есть пересказала.

 

«Ну что ж», — взгрустнул он и пошёл за глиной и камнями,

И стал работать, словно вол, и днями и ночами.

 

Еноты, белки, муравьи Наф-Нафу помогали:

Месили глину и песок, солому собирали.

 

Пришли на это посмотреть и ветреные братцы,

Ну и давай критиковать, смеяться, издеваться:

 

«Ты посмотри, вот это дом у нашего главкома!»

«Красиво жить не запретишь: буржуйские хоромы!»

 

«Наф-Наф, как Маугли, братан, всё знает, всё умеет».

«Да нет, он пашет, как Балда, ну разве что не сеет!»

 

Наф-Наф, стирая пот со лба, лишь усмехнулся горько:

«Посмотрим, кто из вас острить начнёт в зубах у Волка».

 

«Я лично Волка не боюсь, — вскричал Нуф-Нуф отважно, —

Вы помните, он в прошлый раз не смог догнать нас даже!»

 

И песню громко затянул, толкая в бок Ниф-Нифа,

Который тут же в пляс пошёл, кривляясь шаловливо.

 

Песня поросят:

Ви-ди-ди-ди, ди-ди-ди-ди-ди, ви-ам-ам-ам-авэй, нас съедят.

Ви-ди-ди-ди, ди-ди-ди-ди-ди, ви-ам-ам-ам-авэй, нас съедят.

 

А вимове, а-вимове а-вимове а-вимове,

 

Где-то в темном лесу претёмном Волк спокойно спит,

Где-то в темном лесу претёмном старый Волк храпит.

 

А вимове, а-вимове а-вимове а-вимове…

 

Им звери стали подпевать и присоединились,

И паровозиком живым в кустах, танцуя, скрылись.

 

А утром выпал первый снег, и хвостики замёрзли,

Под пятачками бахромой соплей повисли грозди.

 

Ниф-Ниф, копытцами стуча, дрожа, сказал Нуф-Нуфу:

«Я тоже буду строить дом, но только не с испугу.

 

Пришла зима, и на снегу мы не протянем долго».

Нуф-Нуф ему: «Зачем вилять? Ты трус! Боишься Волка!

 

Так и скажи: «Боюсь-боюсь, злой Волк меня проглотит».

«Я осторожный, а не трус! Представь, идёт охотник

 

И видит нас издалека — теперь в его мы власти.

Ку-ку, пиф-паф и ой-ой-ой — шашлык из задней части!

 

Так было с мамой». «Замолчи!  Не говори ни слова!»

Но продолжал дразнить Ниф-Ниф: «Ну съели, что такого?»

 

Нуф-Нуф на брата налетел, зубами впился в ухо,

Тот завизжал и саданул копытом прямо в брюхо.

 

Минуты две они пыхтя друг друга избивали

И не встречаться никогда, расставшись, обещали.

 

Наверно, двести раз потом об этом пожалели.

Ниф-Ниф переживал и ел, толстея и толстея.

 

Себя взяв в руки, он шалаш из камыша построил.

Нуф-Нуф, три дня поразмышляв, убил в себе героя.

 

Из брёвен, лыка и ветвей, валявшихся повсюду,

Он кое-как соорудил под ёлкой халабуду.

 

Примчалась белочка к нему, которая обычно

Всем тарахтит о новостях общественных и личных,

 

И рассказала, что к ним в лес пришла овечка Бета,

Она живёт то ли в горах, то ли в долинах где-то.

 

И хочет встретиться, представь, не с кем-нибудь, а с Волком!

Нуф-Нуф махнул: «Пойдём же к ней и разберёмся толком.

 

Овца? Одна? Не может быть! Овечки все трусишки,

Они встречаются в лесу не чаще, чем мартышки».

 

А на поляну, где уже овца митинговала,

Сошлась, слетелась и сползлась весёлая орава.

 

Ниф-Ниф всем уши прожужжал: «Я первым Бету встретил!

Наш лес, благодаря овце, известен всем на свете!»

 

Народу много собралось от мала до велика,

Все ждали, чем же наконец закончится интрига.

 

Старуху жабу на концерт под лапы притащили,

И черепаху из пруда внучата прикатили.

 

Овечка Бета, распаляясь, потея от волнения,

Произносила свою речь. Не речь, а обвинение:

 

«Я здесь, в лесу быть не должна. Должна я на леваде

Пастись спокойно, не боясь, по сторонам не глядя.

 

Но нет покоя — вечный страх моё терзает сердце.

Где этот страшный серый Волк? Он мне испортил детство!

 

Мне крупно повезло ещё — я до сих пор живая.

А сколько съедено овец или живёт, страдая!?

 

Как вам не стыдно, дядя Волк! Хочу ему сказать я:

«Вы негодяй!», но не скажу, ведь все зверушки — братья!

 

Я, например, люблю траву: питательно, полезно,

В ней витамины, калий, йод, селен, вольфрам, железо.

 

И шерсть поэтому густа, прекрасного окраса!

Вы злой и страшный потому, что кушаете мясо.

 

В нём есть плохой холестерин, плюс от него стареют,

Переходите на траву и будем вместе блеять!»

 

А Волк, конечно же, был тут, внимательнейший зритель,

Но кроме глупенькой овцы, его никто не видел,

 

Ведь все смотрели на неё, но после слова «блеять»

Он так захохотал, что с ног свалились два оленя,

 

И кучку наложил енот, от страха зайцы взмокли,

С куста обсыпалось синиц пугливых две-три сотни.

 

Овечка, закатив глаза, уже почти кричала:

«Мне всё понятно: злая мать вас плохо воспитала!»

 

Толпа пустилась наутёк, вопя, давя друг друга,

Ниф-Ниф на Волка налетел и отскочил упруго,

 

Примчался в свой шалаш стремглав, как лист, дрожа от страха,

В вигваме трепетал Нуф-Нуф — белее, чем бумага.

 

Наф-Наф закрыл дверь на засов и ставни на задвижку,

Играл на дудке, напевал и танцевал вприпрыжку.

 

Ду-ду-ду, ду-ду-ду-ду-ду, ви-ам-ам-ам-авэй,

Ду-ду-ду-ду, ду-ду-ду-ду-ду, ви-ам-ам-ам-авэй.

 

Где-то в тёмном лесу претёмном волк сейчас не спит,

Где-то в тёмном лесу претёмном старый волк не спит…

 

Да, Волк не спал. Что делал он сейчас порой полночной —

Когда б Наф-Наф увидеть мог, не танцевал бы точно.

 

И вот наутро он в дубки пришёл за желудями,

Братушки были там уже. Ниф-Ниф визжал в запале:

 

«Вы все сбежали, я один из вас герой. А ну-ка,

Ты видел, как я зарядил волчине прямо в брюхо!?»

 

Ниф-Ниф настолько ярко врал, что сам себе поверил.

Нуф-Нуф ему: «Я б не ушёл, но бросил настежь двери».

 

«Я тоже вспомнил, — влез Наф-Наф, — что чай кипит на печке.

А, кстати, знает кто-нибудь, что стало с той овечкой?»

 

«Не знаю», — говорит Ниф-Ниф. Нуф-Нуф: «Спрошу у белки».

«Спросите лучше у меня, я вам отвечу, детки!»

 

Да-да, конечно, то был Волк, который, как обычно,

Подслушивал в кустах, грызя мизинец по привычке.

 

«Волк! Волк! Ай-ай-ай-ай! Ребята, врассыпную!»

Кто влево, кто направо мчал, а кто-то напрямую.

 

Волк не был голоден, но всё ж погнался за Ниф-Нифом:

«Я поквитаюсь, ей-же-ей, с обманщиком хвастливым!»

 

Ниф-Ниф забился в свой шалаш, зарылся под подстилку,

Волк задней лапой пнул камыш: «Хорошая могилка!

 

Надёжно, прочно, и притом нам есть где порезвиться!

Ну кто так строит? Дуну раз — и дом твой разлетится».

 

И дунул! И взлетел камыш, но все же поросёнку

Удрать от Волка удалось. Тот бросился вдогонку.

 

Ниф-Ниф к Нуф-Нуфу прибежал: «Впусти меня, братишка!»,

И вот они вдвоём сидят тихонько, словно мышки.

 

Разгорячённый Волк подул: и раз, и два, и третий,

Но дом из веток устоял на радость всем соседям.

 

Ругнулся хищник и ушёл. Обрадовались братцы,

Но через время кто-то в дверь тихонько стал стучаться.

 

«Кто там?» — «Впустите, это я» — «Кто это я?» — «Овечка.

Скорее, Волк бежит за мной, ох, выскочит сердечко!»

 

Нуф-Нуф хотел уже открыть, но вслух подумал: «Странно:

Стал голос у овечки, как у сиплого барана.

 

Давай посмотрим». И сквозь щель они за дверь взглянули.

Овца? Нет, это не она, а Волк в овечьей шкуре!

 

«Мы не откроем! Живодёр, зачем ты съел бедняжку?»

Волк зарычал: «Да не хотел я есть её, дурашку,

 

Наоборот, я кайф ловил от этого бедлама,

Ну а потом… Зачем она ругала мою маму?»

 

И он от злости кулаком как даст по хлипкой двери!

Дом стал крениться и упал, но выскочить успели

 

Ниф-Ниф с Нуф-Нуфом. Со всех ног рванули они к брату,

Оставив позади себя испуга ароматы.

 

Волк расчихался — в том числе и от древесной пыли,

А поросята в дверь уже к Нафу-Нафу молотили.

 

Он отворил, они к нему на шею обниматься:

«Прости, прости, мы никогда не будем насмехаться!

 

По-свински поступать нельзя — для нас урок хороший».

Наф-Наф их обнял: «Мы семья, я вас в беде не брошу».

 

Потом закрыл на ключик дверь и ставни на задвижку,

И поросята стали петь и танцевать вприпрыжку.

 

А вимове, а-вимове, а-вимове а-вимове,

А вимове, а-вимове, а-вимове а-вимове,

 

Где-то в тёмном лесу претёмном волк опять не спит,

Где-то в тёмном лесу претёмном старый волк не спит…

 

Явился Волк, дом обежал, психуя, на измене,

На двери приналёг плечом, потрогал лапой стены,

 

Побился головой в окно, пытался грызть стропилу,

Потом проговорил: «Come on, свет не сошёлся клином

 

На этих сорванцах, хотя… Тут килограммов двести!

И как-то стыдно отступать. Добыть их — дело чести!

 

Дом не проблема развалить, могу позвать медведя,

Но при делёжке этот рвач потребует две трети».

 

Потом он громко закричал, чтоб было слышно братьям:

«Давайте спорить, сколько дней продержитесь в осаде.

 

Уверен, что ни одного — я позову медведя,

Он не откажется принять участие в обеде.

 

Да если бы я не был сыт, вы вряд ли бы удрали,

Но раз на то уже пошло, давайте поиграем.

 

Даёте правильный ответ на лёгкую задачу —

И я отсюда ухожу и даже не заплачу».

 

«А если нет?» — спросил Наф-Наф. «Тогда вы проиграли.

Дверь открываете и всё. А там уже детали».

 

«Ну хорошо», — решил за всех Наф-Наф как самый умный

И начал разводить огонь под котелком чугунным.

 

«Готовьтесь к худшему, друзья, — шепнул он поросятам, —

Вот кипяток, а вот ухват, вот острая лопата.

 

Держаться вместе, хвост крючком, как мама нас учила!»

Они в ответ: «Нос пятачком! Когда мы вместе — сила!»

 

«Внимание! — им Волк кричит, — есть дед, и есть лодчонка.

Он должен в ней перевезти козу, капусту, волка,

 

Но место в лодке лишь одно, помимо места деда,

Иначе можно утонуть. Зачем им эти беды?

 

И волк не должен съесть козу, ну а коза — капусту.

Задачка плёвая, когда в головушке не пусто».

 

«Аааа, — раздался дружный крик, — мы с детства это знаем!

Так до свидания, дядя Волк! Спасибо нашей маме!

 

Сначала дед отвёз козу, на берегу оставил.

Вторым заходом он туда капусту переправил,

 

На берег вынес, а козу загнал обратно в лодку,

Приплыл и быстро поменял её местами с волком.

 

К капусте он его отвёз, вернулся за козою,

Капусту волк не ест, коза останется живою».

 

«А вот и нет! Ха-ха-ха-ха, — Волк истерил за дверью, —

Как только выскочит коза безмозглая на берег,

 

Волк тут же задерёт её, и мекнуть не успеет».

«А как же дед?» — кричат они. «А дед остолбенеет!

 

Ему б ружьё, но нет ружья в условии задачи.

Ему — капуста и рога с копытами в придачу».

 

«Но так нечестно, так нельзя!» — они завыли хором.

«Конечно, льзя», — смеётся Волк. «Мы двери не откроем.

 

Зови медведя, пусть придёт, мы всё ему расскажем,

И он не будет дом ломать, ну а тебя накажет».

 

«Ну ладно, я же пошутил, — Волк пробурчал угрюмо,

У вас от ужаса, сынки, пропало чувство юмора.

 

Я ухожу, хоть вся родня мне скажет, что я сбрендил».

Прощальный бросив взгляд на дом, он вдруг трубу заметил.

 

«Ура! Есть выход! Или вход?», — подумал Волк с надеждой.

Ему на крыши залезать не доводилось прежде,

 

Но от досады в голове как будто перемкнуло,

«Всего-то-навсего слегка испачкается шкура,

 

Зато я буду, — он мечтал, — похож на диверсанта,

А эти дурики решат, что это лезет Санта,

 

Принёс подарки к Рождеству послушным поросятам.

А я такой: «Не ждали, да?» — и ап — тройное сальто.

 

Позвольте, детки, пригласить на бесподобный ужин,

Здесь так уютно, и медведь нам, думаю, не нужен».

 

Волк всё так явно представлял, что чуть не разрыдался.

Ломая когти и кряхтя, на крышу он взобрался.

 

А поросята собрались варить на ужин кашу.

Глядят: на крышку котелка вдруг стала падать сажа.

 

Нуф-Нуф метнулся к очагу и быстро сдёрнул крышку.

Упал Волчище в кипяток и взвизгнул, как мартышка.

 

Как пуля, вылетел в трубу, как пробка, как ракета,

И стала шкура у него малинового цвета.

 

Помчался Волк к себе домой, пристыжен и изранен,

Так идиома родилась: метнулся, как ошпаренный.

 

С облезлым задом и хвостом, как у огромной крысы,

Он был и страшен, и смешон — прозвали его Лысым.

 

Ведь шкурой поплатился Волк за гнусное коварство.

И, не таясь, щипал траву — ну, в качестве лекарства,

 

Всегда сторонкой обходил он поросячью крепость…

А той овечке монумент поставили за смелость.

                            ***

Путь говорят, что мир жесток, ты никого не слушай.

Он будет добрым, если ты кому-то очень нужен.

 

Когда герой спасает мир, он думает о близких,

С которыми он делит кров, горбушку и сосиску.